Боровое

Дремучие леса и тихие озера, изобилующие диким зверем и рыбой, исстари бы­ли приютом для человека. На территории Борового архео­логи отыскали орудия перво­бытного каменного века. Рас­копки селищ и захоронений бронзового века показали, что уже тогда здесь жили не только охотники, но и ското­воды, земледельцы. Не обошли вниманием боровской горно-лесной оазис и скиф­ские племена, занявшиеся к тому же добычей рудного и россыпного золота.

Сейчас, пожалуй, уже не установить в точности, отку­да произошло название ку­рортного края. Русские посе­ленцы окрестили живопис­ные урочища Боровым, види­мо, в честь прекрасного со­снового бора и по обилию боровой дичи на озерах. Ис­конные же жители богатых угодий, казахи, назвали мес­течко Бурабай, и это вовсе не звуковая калька, как считают некоторые.

Бура — по-казахски вер­блюд. В народе сохранилось поэтическое сказание о ве­щем верблюде, который жил в окрестностях Кокшетау. В обычное мирное время краса­вец бура пасся близ Кокше­тау — Синей горы, попивая прохладную воду из лесного озера. Но медовое разнотра­вье ни на миг не притупляло его чутья — первым предугадывал вещий верблюд при­ближение народной беды — и тогда взлетал, как тулпар, на вершину Кокшетау и могу­чим ревом предупреждал лю­дей о надвигающейся опас­ности.

Кроме верблюда, лишь могущественный хан Аблай взбирался на неприступную вершину, чтобы самому уви­деть в синей дымке границы своих владений.

В Боровом нет памятни­ков материальной культуры. Но легенды, предания, устное народное поэтическое творче­ство, произведения акынов и писателей, сама природа Бо­рового впечатляют и воспи­тывают любовь к отечеству, к земле родимой не меньше, чем иные великолепные дворцы и мощные замки…

Камень — символ вечнос­ти, твердости, красоты. При­рода щедро рассыпала в окрестностях Борового драго­ценные дары из своей мине­ральной сокровищницы.

Местные жители называ­ли когда-то многие камни и скалы Борового в награду за причудливость их очертаний или же в память о старинных легендах. Такова красивей­шая, пожалуй, скала Окжетпес (в переводе с казахского — „стрелой не достанешь»). По записи И.Словцова, эту вершину сопровождало сле­дующее предание: „Давным-давно, когда только казахи владели вольною степью, на этом пике жил вещун-орел и зорко следил за злыми дела­ми султанов; много богаты­рей пыталось подстрелить его, но стрелы не долетали до его неприступного гнезда; были смельчаки, которые хо­тели взобраться на пик, но тщетны были их усилия,.. Владычество ханов прошло, „вещун-орел» улетел, а Окжетпес все красуется своею красотою и служит памятни­ком давно прошедших лет».

Напротив конусовидного Окжетпеса, в яснополянском заливе озера Боровое, по­коится посреди воды другая замечательная скала — Жумбактас („Камень-загадка»), напо­минающая то ли таинственного сфинкса с застывшими бесстрашными чертами, то ли задумчивого юношу с развивающейся по ветру копной волос. Словом, опять-таки один из доступных человеческому воображе­нию образ, проступающий в безмолвном, из­резанном временем, морщинистом каменном островке.

Есть какая-то притягательная сила у этих естественных гранитных скульптур, за­ставляющих людей отличать их, от величия по имени, как горные вершины, возвышаю­щиеся над округой. Осколки геологических эпох, разрушенные временем, они будоражат нашу фантазию, напоминая, что камень мно­голик, что не только бесформенные нелепые глыбы и круглая глупая галька существуют в природе, но и грандиозные скульптуры. Че­ловек дал им „домашние» имена: Корова, Сторожевой пес, Верблюд … Но фантастические очертания, которыми приро­да так щедро наделила многие боровские скалы, стоящие на виду или запрятанные в лесной глубинке, оказывается, неподвластны приклеенному на них ярлыку и по-прежнему будят в воображении тех, кто их видит впервые, новые образы.

Всякий раз, подъезжая к Боровому, гото­вишься к встрече с лесом. Знаешь наверня­ка: вот сейчас начнутся сосенки по холмам, как разведчики, а дальше…

А дальше — неожиданность: въезжаешь в чудесный зеленый таинственный мир.

Только что автомобиль, несущий тебя по унылой безлюдной степи, казался другом и спасителем, а теперь он попросту раздражает, как утомительно нудный, привязчивый попутчик, от которого хочется немедленно избавиться, остаться одному.

Все потому, что ты — в лесу. Здесь хо­чется ходить пешком, чтобы дышать, смот­реть, слушать…

Сосенки чудесны особенно весной, когда выпускают вверх светло-зеленые свечи. Вес­ной деревца, защищенные от ветров стоящи­ми рядом медноствольными великанами, словно погружены в легкое счастливое забы­тье.

… А в эту корабельную рощу горных прямых сосен приходит праздник в июне — начинается пора цветения. Темнохвойные лапы выгоняют новые побеги, появляются красные смолистые молодые шишки. Дунет наверху степной ветерок — и, скрипнув, кач­нуться старые сосны, махая лапами и рассы­пая по ветру золотистую порошу пыльцы. В эту пору иголочная подстилка в старых бо­рах всегда присыпана золотым налетом, и, если повезет, можно увидеть, как играют на земле подросшие бельчата, словно припуд­ренные золотым сосновым цветом.

Сосновый бор! Он хорош в любую пого­ду, в любую пору. Природа — великолепный живописец. Зимой она устилает сосновый бор и гранитные скалы белоснежным полот­ном, как бы стирая все лишние краски, ме­шавшие любоваться красноствольными де­ревьями, их смолевой несгибаемой прямиз­ной. Словно зачарованные, стоят зимою со­сны — по колено в снегу, чуть покачивая за­индевевшими шапками. Каждый сучок и каждая хвоинка четко выписана на белом фоне, оторочена порошей; скалы черны и по-зимнему суровы. Куда ни посмотри — прекрасная, мастерская графика чудесной простоты и силы… И живая — дышащая мо­розом, снегом…

Но спадает холод, выглядывает солнце — и мягкая праздничная теплота разливается в лесу, словно предвестник нежной весны. Хорошо в такую погоду под легкую прият­ную волшбу сосенных вершин скользить по накатанной, чуть подтаявшей по бокам лыж­не, вдыхая полной грудью свежие запахи ле­са и талого снега: все заботы и невзгоды ра­зом отделяются от тебя в летящем скольже­нии, белом сиянии плотного снега.

Приходит лето, и вновь преображается бор. То он дремотный в синем полумраке раннего утра, то пронизан лучами восходя­щего солнца, то прогрет до жара, до духоты и янтарно светящийся полуденным солнцем, с ветерком насылая ароматные смолистые волны. В летние месяцы природа, чтобы на­писать сосновый бор, избирает щедрую, полнокровную густоту масляных красок.

Ну, и наконец, осень — пора мягких при­глушенных пастельных тонов. Серые дож­дички, золотые посреди березовых подлес­ков в темно-зеленом темнеющем бору. Пря­ной сырью пахнет лесная глубинка, тем древним щемящим запахом, в котором сме­шано дыхание мокрой коры сосен и трухлявных валежин, грибов и увядающей травы… Сосновый хвойник невозможно предста­вить без ягодных кустов и грибов.

В боровских лесах и степях растет не­сколько десятков видов лекарственных рас­тений. Любители лекарственных растений, про­гуливаясь по боровскому лесу, могут найти интересующие их растения.

Но особенно много радостных встреч ожидает тех, кто пойдет по ягоды.

Когда входишь в березовый лес, дух за­хватывает от белизны, какой-то необыкно­венно чистой и свежей. Напоена светло-зе­леным свечением листьев и розоватым сия­нием стволов, березовая чаща как бы реет в воздухе.

В Боровом много чистых березовых пе­релесков, по соседству с хвойным бором, на степных землях. Всего березовые насажде­ния занимают здесь восемнадцать тысяч гек­таров. Часто береза селится на низинах впере­мешку с сосною, особенно в борах „зелено-мошниках». Березово-сосновым лесом зарос­ли болотца, бывшие некогда озерами, в районе озер Большого Карасьего и Борово­го. Но особенно много светлых березовых перелесков в Золотоборской даче, на терри­тории Боровского лесо-охотничьего хозяй­ства.

Хорошо взбираться, дыша полной гру­дью, на причудливые уступы гранитных гор, бродить в дремучем лесу и выйти невзначай на пустынный берег водоема, затерянного среди сосновых зарослей и нагромождений скал. Хрустальная чаша голуба, глубока, про­зрачна до дна, выстланного гранитом. Пои­грывает у берега рыбная мелочь, чуть шеп­чется камыш, а на воде качается белая ли­лия…

В тихий рассветный час изумительная цветовая симфония начинает неслышно зву­чать на воде и в небе, ежеминутно меняя пе­реливы нежной чистой акварели. А на закате синеющую гладь пересекает зыбящаяся оранжевая дорожка, поджигая у дальнего бе­рега фиолетовую тень от молчаливой сосно­вой гряды.

Сколько прекрасных пейзажей дарит со­четание зеленой и голубой стихии с поэзией старого камня!

Неповторимой красотой приковывает взор озеро Боровое. Откуда ни взгляни, на­вечно впечатывается в память изваянный природой Сфинкс, остров, названный Жумбактас (Камнем-загадкой), таин­ственно дремлющий в окружении воды. За ним, сложенная округлыми гранитными плитами, возвышается плоская, будто бы сдавленная, пирамида горы Окжетпес. А вдалеке горбится могучая лесистая Кокше-тау.